
 |
Виктор Франкл. Воспоминания
Виктор ФРАНКЛ
ВОСПОМИНАНИЯ
Москва, АНФ (Альпина-нон-фикшн), 2015.
Основатель школы логотерапии, психиатр и невролог Виктор Франкл уже дважды «посещал» этот раздел. Сначала мы познакомились с его книгой-бестселлером Сказать жизни ДА! (психолог в концлагере, потом с кратким курсом Воля к смыслу. Основы и принципы логотерапии. Теперь представляю вам его мемуары с тривиальным названием "Воспоминания". Однако эти мемуары совсем не тривиальны! Книга небольшая по объёму (180 страниц карманного формата), но очень насыщенная — и при этом лёгкая в чтении; местами жесткая, даже жестокая — и при этом вся пронизана тёплым юмором. Очень человечная, очень искренняя — лицо автора явственно проступает сквозь строчки. Надеюсь, вы почувствуете это попробовав традиционные 12 "капель".
1 (c.21)
Тогда же, в четыре года, я однажды вечером незадолго до сна перепугался, потрясённый мыслью, что когда-нибудь и мне предстоит умереть. Но к творчеству меня всю жизнь побуждал отнюдь не страх смерти, а вот какой вопрос: не уничтожается ли быстротечностью жизни сам её смысл. Ответ на этот вопрос, ответ, полученный в результате нелёгкой борьбы: во многих отношениях именно смерть и придаёт жизни смысл. И, прежде всего, преходящее бытие отнюдь не лишено смысла уже по той простой причине, что в прошлом ничто не теряется безвозвратно, а напротив, вовеки сохранено. Преходящее не может затронуть прошедшее: прошедшее уже спасено. Всё, что мы сделали, что сотворили, что узнали и пережили, всё скрывается в прошлом, и никто не в силах истребить это.
2 (c.32)
Чего ещё я хотел бы? Могу ответить со всей определённостью: я бы хотел совершить восхождение на непокорённую вершину. Однажды меня приглашал в такую экспедицию мой товарищ-альпинист Рудольф Райф. Но тогда я не мог отлучиться из Штайнхофа. По-моему, это три самых волнующих переживания, какие только могут случиться в жизни человека: первое восхождение на гору, игра в казино и операция на мозге!
3 (c.44 ... 46)
Не так ли следует и врачу строить разговор с пациентом? Ещё в начале медицинской практики я убедился, что, собирая анамнез, ни в коем случае нельзя спрашивать женщину, делала ли она когда-нибудь аборт, а надо стразу: "Сколько абортов вы делали?"
И мужчину бессмысленно спрашивать, болел ли он сифилисом, но "сколько курсов лечения мышьяком" он прошёл.
И шизофреника не спрашивайте, слышит ли он голоса, но о чём они говорят.
…
Напоследок анекдот о разнице между лечением самой болезни и её симптомов. Горожанину, отдыхающему на даче, мешает спать петух: кукарекает каждое утро спозаранку. Умник идёт в аптеку, покупает лекарство от бессонницы и скармливает его петуху: так вот, это лечение причины, а не симптоматики.
4 (c.65)
Власть и влияние психиатра тоже подчас преувеличивают. Недавно мне позвонила — в три часа ночи — некая дама из Канады (причём телефонистка предупредила, что разговор предстоит оплатить мне). Я сказал, что незнаком с этой дамой, однако мне тут же заявили: это вопрос жизни и смерти. Пришлось взять расходы на себя, и в разговоре быстро выяснилось: дама страдает паранойей. Ей мерещились злобные агенты ЦРУ, и я казался единственным человеком, который может её защитить и спасти, то есть она приписывала мне такие таланты и такую власть. Пришлось её разочаровать — увы, не удалось разочаровать её настолько, чтобы она не позвонила мне снова на следующую же ночь, в три часа. Но тут уж я от казался оплачивать разговор, пусть его ЦРУ оплачивает…
5 (c.84)
К 1929 году я продумал различие между тремя ценностными группами, то есть тремя возможностями придать жизни — вплоть до последнего мгновения, до последнего вздоха — смысл. Эти три возможности придать жизни смысл суть поступок, который человек совершает, работа, которую человек делает, или переживание, встреча, любовь. Даже перед лицом необоримой судьбы (например, неизлечимой болезни, неоперабельного рака) мы в состоянии придать жизни смысл, принеся свидетельство самого человеческого из всех человеческих даров: способности преобразить страдание в свершение духа.
6 (c.93-94)
Вот ещё что мне вспомнилось в этой связи: всякий раз, когда я хотел произвести впечатление на девушку, а моей внешности для этого явно не хватало, я прибегал к маленькой хитрости. Скажем, мы впервые встречаемся на танцах: я пускаюсь в восторженный рассказ о некоем Франкле, чьи занятия в Народном университете я никогда не пропускаю, и настойчиво предлагаю новой знакомой непременно посетить вместе со мной семинар или лекцию. В ближайший вечер мы приходим в парадный зал гимназии на Циркусгассе, где этот Франкл читает свой курс, — зал всегда переполнен. Я предусмотрительно устраиваюсь с края в передних рядах, и можете себе представить, какое впечатление это производит на девушку, когда спутник внезапно покидает её и под аплодисменты публики выходит на авансцену.
7 (c.125 ... 128)
Итак, мы отпраздновали свадьбу. Девять месяцев спустя мы угодили в лагерь Терезиенштадт. Два года мы пробыли там, а затем, когда у Тилли ещё сохранялась бронь — она работала на слюдяной фабрике, имеющей оборонное значение, — меня уже определили «на восток», в Освенцим. Поскольку я понимал, что Тилли — уж я-то её знал — сделает всё, лишь бы последовать за мной, я ясно и недвусмысленно запретил ей добровольно записываться на депортацию. Это было тем более опасно, что уход с фабрики могли истолковать как саботаж работы на военном предприятии. И тем не менее Тилли, втайне от меня, подала заявление на депортацию и, по неизвестным мне причинам получила разрешение.
… … …
И кратко, напоследок: в первое же утро, когда я вернулся в Вену, в августе 1945 года, я узнал, что Тилли умерла в Берген-Бельзене. Умерла она уже после того, как лагерь был освобождён английскими войсками. Они обнаружили в лагере 17000 трупов, и в первые шесть недель после освобождения к ним прибавилось ещё 17000 — среди них оказалась и Тилли. Мне также сообщили, что цыгане по ночам варили на костре части трупов, в особенности предпочитая печень. Потом меня долго преследовала навязчивая картина: цыгане, поедающие печень Тилли…
8 (c.135)
В Тюркхайме я заболел сыпным тифом и чуть не умер. Всё время думал о том, что моя книга так и не будет опубликована, а потом всё же смирился с судьбой: что же это за жизнь, сказал я себе, если весь её смысл сводится к вопросу, успел я издать книгу или нет. Когда Авраам решился принести в жертву сына, единственное своё дитя, явился агнец. Я должен был решиться пожертвовать своим духовным дитятей, книгой "Доктор и душа", согласиться с тем, что ей не суждено увидеть свет, — только при таком условии я буду признан достойным.
9 (c.142)
Рассуждения о "коллективной вине" попросту неправильны. Всюду, где я сталкивался с этим понятием, я старался его опровергнуть. В книге о концлагере [Сказать жизни ДА! (психолог в концлагере] я привожу такую историю.
Начальником последнего лагеря, из которого в итоге меня освободили, был эсэсовец. Однако после освобождения лагеря обнаружилась тайна, о которой до сих пор был осведомлен лишь лагерный врач (тоже из числа заключённых): этот эсэсовец на собственные средства закупал в соседнем городе медикаменты для своих заключённых!
У этой истории были и последствия: освобождённые евреи спрятали этого эсэсовца от американских солдат и отказались выдавать его, пока не получат гарантий, что и волос с его головы не упадёт. Новый комендант-американец дал слово чести, и заключённые привели к нему бывшего начальника лагеря. Комендант восстановил его в должности, и этот человек организовал в соседних деревнях сбор продуктов и одежды для освобождённых узников.
10 (c.152 ... 153)
Говорю я легко, а писать затрудняюсь, книги стоили мне многих жертв. Хотя я бы предпочёл бродить по горам, мне приходилось в самые прекрасные солнечные воскресенья приковывать себя к столу и трудиться над очередной рукописью.
Немалые жертвы требовались и от моей жены. Вероятно, Элли шла ради моего дела даже на большие жертвы, чем я сам. Требовалось немалое самоотречение. А ведь Элли дополняет меня не только количественно, но и качественно, — там, где я работаю головой, она работает сердцем, или, как прекрасно сформулировал профессор Джейкоб Нидлмен, заметив, что Элли сопровождает меня во всех поездках: "Она — тепло, которое сопутствует свету".
… …
И вот я всё ещё лежу в постели с микрофоном и знай себе диктую, хотя Элли предупредила: через полчаса нужно выезжать на вокзал. Чтобы поторопить меня, она тихо входит в мою комнату, и я, так и вынырнув из процесса диктовки, обращаюсь к ней: "Элли, запятая, наполни мне ванну, восклицательный знак!" — и только её смех привёл меня в чувство, а то я и не заметил, как произнёс вслух все знаки, словно для машинистки.
11 (c.169)
Я не боюсь стареть. Оговорюсь: старение не страшит меня до тех пор, пока мне удаётся расти в той же мере, в какой я старею. А мне это удаётся, тому порукой что законченная две недели назад рукопись сегодня меня уже не вполне устраивает. Процесс компенсации продолжается весьма активно.
И в связи с этим расскажу один эпизод. Во время восхождения на Прайнер мой проводник Нац Грубер, человек, поднимавшийся на Гималаи, присел, закрепляя страховку перед подъёмом на отвесную скалу, и пока возился с тросом, задумчиво произнёс: "Знаете, профессор, как гляну на вас, когда вы поднимаетесь — не примите в обиду. Но силёнок-то у вас, почитай, не осталось, зато какая техника! Я бы сказал, у вас можно технике учиться и учиться!" Слышите? Это сказал человек, одолевший Гималаи — как тут не зазнаться?
[Комментарий ЕЧ: "Воспоминания" вышли в 1995 году, то есть Франклу (1905-1997) было под 90, когда он писал эту книгу!]
12 (c.179)
Как-то утром пришёл я в клинику, поздоровался с заранее собравшейся группой американских преподавателей психиатрии и студентов, которые приехали по науному обмену в Австрию, и задал им задачу: "“Who’s Who in America” обратился в двум десяткам известных деятелей с просьбой сформулировать в одном предложении смысл своей жизни. Ко мне они тоже обратились. Как вы думаете, что я им ответил?" Я пожал руки всем гостям, они призадумались, и вдруг студент из Беркли словно курок спустил: "Вы видите смысл своей жизни в том, чтобы помогать другим людям находить смысл в их жизни".
Он угадал. Именно так я и ответил.
Вернуться в СПИСОК КНИГ
      
Copyright © 2003-2024 Андрей Геннадьевич БАБИН и Елена Александровна ЧЕЧЕТКИНА.
Все права зарезервированы.
|