4-2. СВОБОДА Самый неоднозначный из экзистенциальных страхов. По Ялому СВОБОДА в психотерапевтическом смысле имеет два аспекта: ответственность ("свобода индивида в творении собственного жизненного пути") и воля ("свободу индивида желать, выбирать, действовать"). Можно снять с себя ответственность, полагая, что всё происходящее с миром (в том числе с вами) определяется объективно действующими законами (у вас — плохая генетика, дурацкое воспитание, не в той стране родились, и т.д.) — но тогда вы превращаетесь в марионетку, в автомат; ваш жизненный путь не зависит от вас. В результате вы получаете экзистенциальную тревогу — грызущее чувство вины за непрожитую (или неправильно прожитую) жизнь. Можно взять ответственность за свою жизнь на себя, но не пытаться что-либо решительно изменить: "У меня всё равно ничего не выйдет". Тот же результат, только вина и сопутствующая тревога становятся более осознанными. А можно попытаться вырваться из автоматической ловушки: учиться брать на себя ответственность за то, что с вами происходит; осознавать, чего же вы на самом деле хотите, и оценивать реальность осуществления своего "хотения" наконец, действовать в выбранном направлении. И тогда вы становитесь хозяином своей жизни, независимо от достигнутого конкретного результата. Основной результат — вы остаётесь собой в любых обстоятельствах и двигаетесь туда, куда вам надо. И тогда вы не щепка, бессмысленно болтающаяся туда-сюда в зависимости от океанских приливов-отливов — вы серфер, оседлавший волну! РОМАШКА В начале здешнего лета зацветают перри. Они совсем как земные ромашки, только маленькие: на одном стебле несколько десятков цветочков. На таких не погадаешь. Ближе к осени придёт пора рав-нав. Это, наоборот, один огромный цветок, красивый и нежно-малиновый, но с очень неприятным запахом — любуйся издали. Но сейчас время перри, и весь луг благоухает и переливается как жемчужный. Кончается долгий летний день, такой лёгкий и радостный. Женька созывает стайку своих "козочек" (внешне они лишь отдалённо напоминают земных коз, но повадками — точно козы!) и начинает спускаться в деревню. Прыг-скок по горной тропинке над обрывом. Прыг-скок вот уже два года, как она сюда попала. ***** В тот последний миг на Земле она тоже стояла над обрывом. Только обрыв был — высокий берег реки, а стояла она там, ожидая Антона. Они с детства каждое лето обязательно приходили сюда вдвоём под вечер, в каких бы компаниях и игрищах не проводили весь день, каждый день нескончаемых и так быстро пролетавших каникул. Теперь это было их последнее каникулярное лето, потому что через год оба будут в городе готовиться к поступлению в институт, а потом сдавать экзамены: Женька в медицинский, Антон на физмат. Расставаться они, конечно, не собирались, и дачные вечера на этом же самом месте тоже будут — но сами они будут уже не школьниками, а студентами. Взрослыми. Как говорят на выпускном, "окончательно перешагнувшими грань между детством и юностью". Но пока так здорово балансировать на этой грани! Антон задерживался. На него это было непохоже: обычно именно он поджидал Женьку, а та вечно опаздывала. Прошло уже минут десять. Непривычная ситуация выбивала Женьку из колеи. Сначала она методично оборвала лепестки сорванных по дороге цветов. Потом стала гадать на подвернувшихся под ноги ромашках: "любит — не любит". Два раза вышло "не любит" и один "к чёрту пошлёт". Женька разозлилась и от досады топнула ногой. Вот это она зря сделала: берег здесь был песчаный и кусок его отвалился, вместе с девчонкой. Она стала падать и почти сразу же потеряла сознание. А когда открыла глаза, вместо Антона увидела лицо незнакомого старика и рядом — страшную рогатую морду. Женька посмотрела на небо — там радостно светили два солнца: одно желтое, другое оранжевое. Женька заорала и снова потеряла сознание. Очнувшись во второй раз на топчане в какой-то средневековой хижине, она прежде всего проверила себя на тестирование реальности. Галлюцинаций не обнаружила, рефлексы в норме. Значит, надо принять то, что имеем "здесь и сейчас", и жить дальше. Вошёл хозяин, тот самый старик, прижал руки к груди и сказал что-то непонятное, но явно успокаивающее и доброжелательное. Женька ответила в том же духе. Старик вышел, но сразу же вернулся с чашкой в руке и предложил ей выпить содержимое — белое, на вид вроде молока. На вкус тоже, только гораздо приятнее. И тут Женька вспомнила, что уже пила это, когда ненадолго приходила в сознание и пыталась сорваться с топчана и крушить всё вокруг; тогда её удерживали двое мужчин, которые буквально влили в неё это питьё — и ничего, не отравили. Контакт с жителями деревушки постепенно налаживался. Через неделю она уже понимала основные слова и помогала хозяину хижины, Аннуму, пасти его коз и вести хозяйство. Местная простая пища ей не вредила, местные болезни обходили стороной. Настроение было просто замечательным! Дни, недели и месяцы летели незаметно, в нехитрых деревенских трудах и развлечениях. Просто пастушеская идиллия! Даже местные пастушкИ стали на неё заглядываться и заговаривать с игривыми целями. Впрочем, никаких грубостей. Население деревни вообще было очень милым, все, от мала до велика. А вот это уже наводило на мысли о психической аномалии. Женька вдруг осознала, что и она слишком милая по сравнению с собой прежней. Похоже на лёгкий наркотик. Только где он содержится: в воздухе, в воде, в пище? С воздухом она ничего поделать не могла, но с остальным разобралась быстро. Оказалось, что мягкую эйфорию дарит та самая белая жидкость — молоко здешних "козочек" его пили все. Полностью отказавшись от молока, Женька "вернулась к себе" и ужаснулась: два года она провела как во сне. Но если в её мире, на Земле, тоже прошло два года, то на какие мучения она обрекла маму?! Антон, конечно, обойдётся без неё — поскучает и найдёт другую, но вот мама… Отец у них умер уже давно, но мать даже не пыталась установить отношения с другими мужчинами: только дочь. И вот дочери нет уже два года, и неизвестно, жива она или нет. Лучше бы она умерла там на обрыве! Всё-таки, какая-то определенность, возможность для мамы строить свою жизнь дальше… Значит, надо найти способ вернуться — или хотя бы дать знать, что она не вернётся никогда. Как это сделать? С этим вопросом Женька пошла к Аннуму, своему "деду", как она его называла. Старик только головой покачал: — Ты, Женнья, перестала пить молоко. Почему? — Потому что хочу быть собой. И теперь хочу вернуться в свой мир. — Да… Все вы так говорите, и всё равно возвращаетесь сюда. — Так значит я не первая, такая?! — воскликнула Женька. — Есть и другие, из других миров? И из моего тоже? Где они? Почему возвращаются? — Не кричи, Женнья. Какая ты стала беспокойная… Я расскажу тебе всё, что знаю. Но ведь я только пастух, и знаю не очень много. — Извини, дед. Расскажи, пожалуйста. — Садись, Женнья, — сказал Аннум. — Это длинная история. Мне рассказал её отец, а ему — его отец. У меня детей нет, я расскажу тебе. Когда-то здесь не было ничего кроме деревень, таких, как наша. Рядом с некоторыми поселениями были особые места — оттуда приходили Дары Богов. По виду просто люди, такие же как ты и я. Только они не говорили на нашем языке, и вели себя странно. Кидались на нас, что-то кричали. Но за долгие века мы научились обращаться с Дарами. Наши мужчины крепко держали найденыша, чтобы он (или она — женщины тоже были, хотя реже) не причинили вреда ни себе, ни нам, и поили молоком. После этого Дар засыпал, а проснувшись входил в нашу общину. Многие заводили семьи, появлялись общие дети, и все были довольны. Почти все. Некоторые Дары Богов года через два-три почему-то отказывались пить козье молоко, и становились беспокойными. Они вспоминали те места, откуда явились, и рассказывали нам — каждый о своём мире. Их тянуло туда, но мы ничем не могли помочь. Часть "вспомнивших", как мы их называли, снова начинали пить молоко и оставались с нами. Но некоторые "вспомнившие" так и не могли успокоиться. Они уходили в горы и больше не возвращались… — Но однажды всё переменилось, — продолжал Аннум. — Это было при жизни деда моего деда. Ночью земля вздрогнула, и из-за вон того хребта поднялось зелёное зарево. Поднялось высоко, в полнеба, но скоро погасло. Утром наши юноши отправились туда. Они увидели большой красивый дом из гладкого, неизвестного материала. Высокие двери, а над дверями — вот этот цветок (старик отщипнул один цветочек от стебелька перри из букета на столе), только огромный, почти в человеческий рост. Двери распахнулись. Самые смелые вошли. Они и стали первым жрецами Храма Перри. Через несколько дней они спустились к нам в селение, собрали сход и … В дверь постучали: — Аннум, твои козы волнуются. Ты не заболел? Может, отвести твоих коз на пастбище вместе с моими? — Спасибо, Террок, всё в порядке, мы уже идём, — и, повернувшись к Женьке, — Пошли, Женнья, остальное расскажу там. Заодно покажу дорогу к Храму. Только оденься потеплее, в осеннюю одежду — в горах холодно. И куртку возьми. Женька не поверила своим ушам: пастушью куртку она надевала только зимой. Хотя зимы здесь были короткими и мягкими, ветер в предгорьях мог быть очень злым. Но сейчас ведь лето! Тем не менее, она послушно влезла в плотный комбинезон, натянула сапоги и, подхватив куртку на руку, пошла за стариком. Интересно, почему он решил, что она сразу же поскачет в горы к этому самому Храму Перри? Но она-таки поскакала. Потому что, по словам старика, только в Храме её могли вернуть на Землю. — А почему не вернули домой других "вспомнивших"? Ты говорил, они снова возвращаются к вам? — Да, возвращаются, почти все. Только почему-то не хотят говорить, что с ними произошло. Они снова начинают пить молоко и остаются с нами. Но мне кажется, что ты не вернёшься… А если всё-таки вернёшься сюда, знай: мой дом всегда открыт для тебя, Женнья. Даже если ты не захочешь больше пить молока. Тут Аннум улыбнулся так грустно, что Женька торопливо сказала: — Если не вернусь, всё равно я тебя никогда не забуду — у нас ведь нет вашего замечательного молока, чтобы обо всём забыть. (О большом выборе земных наркотиков Женька благоразумно умолчала, да она и не собиралась их употреблять, ни при каких обстоятельствах). Не грусти, дедушка! Лучше пожелай мне удачи. — Удачи… — прошептал старик. Она крепко обняла его, поцеловала в морщинистую щеку и решительно зашагала в горы, к Храму Перри. ***** Она дошла только на следующий день. Ночевала на дереве, привязавшись к ветвям верёвкой, которую ей дал Аннум. Его нож, к счастью, не понадобился: живность в горах была, но на неё не нападала. По крайней мере, днём. К вечеру второго дня она уже стояла перед Храмом с барельефом-ромашкой над высокими дверями. Немного подождав, Женька постучала. Двери открылись внутрь, и она вошла в огромный круглый зал, на полу которого лежала гигантская "ромашка": желтый круг в центре и множество длинных "лепестков", тянущихся от него к стене, немного не достигая её. Все лепестки белые, только один зелёный, тот, который шел ко входу. Перед зелёным лепестком стояли двое мужчин в простой белой одежде: куртка и штаны, на ногах сандалии. "Простенько для жрецов, — бодрясь, подумала Женька, — зато практично и гигиенично". — Здравствуй, — приветливо сказал один из них, который выглядел моложе, почти ровесник. — Давно к нам никто не приходил. Ты откуда? — С Земли, — ответила Женька. — Верните меня, пожалуйста. — Это будет трудновато, — сказал второй. — Земля не входит в список. Хотя пришельцы оттуда бывают. — Что это за список? И что с моими… соплеменниками? Где они сейчас? — Список планет, добровольно и официально вошедших в Круг. Земля пока не вошла, хотя лепесток её тут имеется; твоя планета, так сказать, кандидат. А соплеменники твои в основном остались на Перри. Со времени возникновения нашего Храма только двоим удалось вернуться на Землю, и у обоих было с собой что-то оттуда. — Что?! — Да неважно; монетка, платок, заколка… Дело в том, что на Земле пока нет Храмов, и активировать её лепесток можно только с помощью земного предмета. Обычно после нескольких лет на Перри у счастливых посетителей нашей благословенной планеты не остается земных артефактов. У тебя ведь тоже нет? — Он кивнул на её пастуший комбинезон и куртку, явно местной выделки. — Нет. Но я всё равно попаду на Землю, — упрямо заявила Женька. — Вы сказали "трудновато". Значит, в принципе это возможно? К тому же я сама принадлежу Земле. Принадлежала… — Но ты ведь не предмет, девочка, — сказал старший. — И ты уже два года принадлежишь Перри. — Никому и ничему я не принадлежу! — вспылила Женька. — Я к вам не просилась! Верните меня обратно! — И давно ты перестала пить козье молоко? — поинтересовался старший. — Примерно неделю. — Молодец! — неожиданно похвалил жрец. — Садись (он указал на широкую скамью у стены), обсудим. Сначала информация. Она кивнула, покосившись на молодого — тот уже не улыбался, и Женька поняла, чем эти жрецы отличаются от других аборигенов Перри. Они не были "милыми" — они были нормальными и, конечно, тоже не пили молока. — Не мы построили этот Храм, и не мы устанавливаем правила. Тебе ведь рассказали внизу историю появления Храма Перри? (Женька кивнула). Его создала раса, намного превышающая по развитию все остальные. Назовём их для определенности Богами. Они и создали наш Круг (жрец показал на "ромашку"). Кругов бесконечно много, но люди, такие как ты и я, могут жить лишь в нашем: дышать одним воздухом, есть местную пищу, иметь общих детей. В нашем Круге сейчас 207 миров. В большинстве из них есть Храмы, но в некоторых — пока нет. Люди, прибывающие оттуда, попадают на Перри, потому что жители нашей планеты издавна принимают таких "случайных" пришельцев и помогают им преодолеть шок прыжка. — С помощью молока? — спросила Женька. — Вот именно. Это наше богатство — и наше проклятие. Счастливое и самоудовлетворённое общество не развивается. Зато оно выполняет очень важную миссию — адаптирует случайных пришельцев и тем самым создает возможность вхождения их миров в Круг. В очень редких случаях, если "вспомнившему" удаётся попасть в свой мир и, кроме того, если там он по своей воле откроет дверь представителю Богов. Без приглашения они не являются. Дальше уже дело представителя: договориться с правительствами, выбрать места для Храмов, убрать "дыры", через которые проваливаются случайные люди, вроде тебя. В результате планета входит в сообщество подобных ей миров. Да и люди перестают пропадать. — Бермудский треугольник, — пробормотала себе под нос Женька. — Давай переходник, Свелл, — попросил старший и передал Женьке браслет с двумя кнопками: белой и зелёной. — Надевай. Теперь о правилах. Тебе даются две попытки. Два прыжка. Сразу скажу, вероятность того, что ты вслепую попадешь на свою планету, очень мала. В результате прыжка ты окажешься, скорее всего, в другом Храме. С меньшей вероятностью тебя забросит на планету вне списка — просто потому, что таких планет гораздо меньше. Из Храма ты можешь либо вернуться сюда, на Перри, либо сделать второй слепой прыжок — но там ты уже застрянешь навсегда. Поскольку неизвестно, куда ты при этом попадешь, советую возвращаться — так сделали все твои соплеменники, не имевшие земных артефактов. Вернёмся к первому прыжку. Если ты попадёшь на планету вне списка, можешь там остаться — навсегда или на время: кто знает, вдруг тебе там понравится? В любой момент можешь вернуться — просто нажми зелёную кнопку, и тебя перебросит обратно к нам. Обратный переход — не прыжок, у тебя есть вторая попытка. Обычно люди не решаются на второй прыжок, остаются на Перри. "Вот оно что, — подумала Женька, — поэтому и молчат вернувшиеся: они просто струсили и не хотят признаваться в этом. Конечно, лучше попить молочка и всё забыть… Не для меня". — Ясно, — сказала Женька. — Я прыгаю. — Тогда иди по зелёному лепестку к центру. Шагай прямо в центр — ты будешь падать, но не бойся: это субъективное ощущение, всего на несколько секунд. Потом тебя выбросит на другой лепесток, то есть, на другую планету. — Вот что, — вмешался молодой. — Попробуй подумать о своей Земле, представь себе… ну, что-то очень хорошее, радостное, что с тобой там случилось. Говорят, помогает. — Суеверие! — отозвался старший. — Впрочем, вреда не будет. И Женька стала представлять. Они с мамой на цветущем летнем лугу рядом с речным обрывом. Женька бежит за бабочкой, и, увлекшись погоней, чуть не слетает вниз — её подхватывают ласковые мамины руки и несут назад, на луг. Женьке года три, и это её первое воспоминание. Первое — но очень яркое. Она даже слышит мамин голос: "Смотри, Женечка, это василёк, а это ромашка, а это… подойди-ка поближе…" — Да, мама, я иду, — говорит Женька и бежит по зелёному лепестку прямо в сияющий как солнце жёлтый круг. Чернота, падение, стены бесконечного колодца сближаются, обволакивая её, и Женька теряет сознание. ***** Ещё не открывая глаз, Женька почувствовала: это не Земля. Запахи, звуки — всё было неуловимо чужим. Её грубо подняли на ноги, и она увидела двух вооруженных людей в форме. Бронзоволицые, с резким профилем, они напоминали земных индейцев, только со светлыми, почти белыми волосами — таких индейцев не бывает. Они обменялись несколькими фразами между собой, но на Женьку, казалось, вообще не обращали внимания, просто втолкнули в задний отсек машины и повезли куда-то. Женька подтянула рукав куртки: зелёная кнопка светилась изнутри, как бы приглашая нажать. Но Женька решила пока повременить, посмотреть, что будет дальше. Она уже имела некоторый опыт подобных задержаний — когда вместе с друзьями весной выходила на митинг, где их "винтили". Правда, тогда в автозаке она была не одна, а с другими захваченными; все быстро перезнакомились, и было весело и не так уж страшно. Она переживала только за маму. Но "школоту" отпустили довольно быстро — составили протокол и продержали для острастки в общей камере до прихода родителей. После этого она дала маме слово в митингах больше не участвовать. И вот — на тебе! Стоило попадать на другую планету, чтобы снова угодить в автозак. В целях сравнительной ксенологии Женька решила посмотреть "кино" дальше. Интересно, как они будут составлять протокол с человеком, не понимающим их языка. Впрочем, этот незначительный факт вряд ли их остановит: и составят, и дадут подписать. Или сами подпишут. "И расстреляют", — издевательски шепнул внутренний голос. На деле всё оказалось ещё проще: никаких протоколов и проникновенных бесед со следователем. Женьку сразу же впихнули в тёмную камеру и закрыли там. "Кино" оказалось малоинтересным. Немного посидев на жёсткой койке, Женька нажала зелёную кнопку, злорадно представляя, как охранник открывает совершенно пустую камеру. ***** Очнулась она в знакомом Храме, на той же самой скамье, где получала инструкцию перед прыжком. — Привет, Женнья! — радостно приветствовал её молодой жрец. — Ну, и как тебе Астор? — Никак, — ответила Женька. — Меня сразу повязали и засунули в камеру. Постой, а откуда ты знаешь, как меня зовут? Я, вроде, своего имени не называла. — Приходил Аннум, — объяснил старший. — Через два дня после твоего отбытия. Хотел узнать, удалось ли тебе попасть на Землю. — Не понимаю, — призналась Женька, садясь на скамье. — Во-первых, как он мог прийти через два дня? Я отсутствовала часа три, не больше. Во-вторых, откуда вы узнали, что я прыгнула на этот самый… Астор? — Для нас ты отсутствовала около года. Видишь ли, с помощью браслета прыжок аккумулирует год твоего времени из общего временного потока; переводит его в энергию возврата (он показал на зелёную кнопку, которая сейчас не светилась) или в энергию вызова представителя (он указал на белую кнопку, тоже не светящуюся). А что касается той планеты, на которую ты попадаешь, она визуализируется в момент открытия пути для прыжка: проходит цветовая волна по соответствующему лепестку. В твоём случае это была фиолетовая волна по лепестку Астора. Кстати, ты почти попала: индексы развития цивилизации Астора и Земли очень близки: 27,2 и 27,5. Так что поблагодари Свелла за совет. Женька поблагодарила и призадумалась. Здорово, конечно, что можно мыслями влиять на вероятность прыжка, но не факт, что попадёшь на цветущий луг и вообще на Землю. Скорее, угодишь совсем на другую планету с близким, как его, "индексом цивилизованности". И этот индекс, судя по всему, довольно низкий. Может, взять тайм-аут перед вторым прыжком — передохнуть на Перри, подобрать воспоминание? Так ведь на Земле тоже пойдёт дополнительное время. Даже теперь, если второй прыжок удастся, там пройдет… два плюс один, плюс один… четыре года. Бедная мама! Между тем старший жрец продолжал. — Мы объяснили Аннуму, что нет, не попала, да и не могла попасть без артефакта с Земли. Сказали ему, что ты на Асторе и, если там не задержишься, то прибудешь сюда же через год, и тогда, наверное, останешься на Перри. Он покачал головой: "Она не останется", и повернулся уходить. И тогда я спросил на всякий случай, не сохранилось ли в его доме чего-нибудь, хотя бы клочок одежды, в которой ты прибыла. Он сказал, что тебя нашли в лёгкой летней одежде, и ты её всю изорвала, когда буйствовала в шоке. Клочки они сожгли. — Я прыгаю снова! — заявила Женька, вставая с кушетки. — Подожди, — сказал старший, — я не договорил. Аннум пришел во второй раз через месяц. Он произвёл настоящие раскопки на месте твоего появления — всё-таки прошло два года, да ещё на козьем пастбище. И кое-что нашел. Посмотри, это твоё? Он протянул Женьке два металлических кружочка — это были монеты в 5 и 10 рублей. Наверное, выпали из кармашка шортов. Она просияла: — Да! Что с ними делать? Жрец взял монеты и положил их на один из лепестков. По нему стали катиться волны голубого цвета. — Вот и всё. Путь прыжка на Землю открыт. Иди по зелёному лепестку в центр, а когда прибудешь домой не забудь, пожалуйста, о белой кнопке. Ты заслужила право решать. Ну, счастливого пути! Иди же! Но Женька медлила. — Аннум сказал что-нибудь еще? Для меня? — Нет. Он сказал только: "Пусть девочка скорее бежит домой. Мы уже попрощались". Но если спросишь о нём, просил передать тебе это. Жрец протянул ей веточку, обсыпанную множеством белых ромашек перри. Женька засунула её во внутренний карман пастушьей куртки и быстро пошла, почти побежала по зелёному лепестку, чтобы не разреветься при свидетелях. С детства этого не любила. Вернуться в ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНУЮ ПСИХОТЕРАПИЮ Перейти в САМОПОМОЩЬ       Copyright © 2003-2024 Андрей Геннадьевич БАБИН и Елена Александровна ЧЕЧЕТКИНА. Все права зарезервированы.